Является ли прослушка телефона доказательством в суде?

Роман Захаров / Личный архив

Что вы почувствуете, если поймете, что ваши разговоры прослушивают? И для этого не нужно исполнять шпионскую миссию по заказу недоброжелателей России или замышлять теракт – достаточно просто пользоваться телефоном или интернетом.

Легенды о советском прошлом рассказывают, как бывали телефонные и нетелефонные разговоры, как потом наступила свобода и можно было сказать все, что угодно, совершенно безнаказанно.

Теперь никого не удивляет контекстная реклама – продолжение частного разговора или тем более поискового запроса.

Но все-таки когда государство, с одной стороны, гарантирует в Конституции конфиденциальность переписки и неприкосновенность частной жизни, а с другой – принимает «закон Яровой», возникает странное раздвоение.

Бизнес-журналист Роман Захаров о «пакете Яровой» и особенно о параллельно утвержденных поправках в законодательство о СОРМ (система мер по обеспечению оперативно-розыскных мероприятий) точно не забудет: он пал жертвой прослушки и попытался защитить свои права в российских судах, а затем в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ). С решением ЕСПЧ в его пользу он снова пришел в российский суд. Однако тот на решение высокой европейской инстанции не отреагировал, и Роману осталось только покинуть Россию.

Захаров много лет жил и работал в Санкт-Петербурге. В какой-то момент он стал замечать, что данные его телефонных разговоров становятся известны третьим лицам, хотя сам он эту информацию никому не раскрывал.

Однако прямых доказательств прослушивания у Захарова не было. Никаких официальных предупреждений от правоохранительных органов он не получал, ни административные, ни уголовные дела против него не возбуждались.

Обратившись в суд за защитой своих конституционных прав на тайну телефонных переговоров, Захаров получил ожидаемый отказ.

Решив не ограничиваться национальными средствами защиты, заявитель столкнулся с серьезной проблемой: как жаловаться в ЕСПЧ, если на руках нет прямых доказательств нарушений? Но Захаров нашел выход: он счел нарушением права само существование законодательства, разрешающего необоснованно применять меры скрытого наблюдения к человеку вообще (а не к себе персонально).

Европейская Фемида к Захарову отнеслась благосклоннее российской. Европейский суд удовлетворил заявление и указал: когда государство начинает скрытое наблюдение, неизвестное для контролируемых лиц, и это наблюдение невозможно впоследствии обжаловать, ст.

8 конвенции может в значительной степени стать ничтожной. Таким образом, сложившаяся система СОРМ нарушает права человека, защищенные конвенцией.

Не в последнюю очередь ЕСПЧ удовлетворил жалобу Захарова именно потому, что потенциально подвергнутыми необоснованному прослушиванию телефона в сложившейся системе правоприменения могут быть все граждане России.

Права граждан на неприкосновенность частной жизни закреплены в Конституции.

Европейская конвенция по защите прав человека и основных свобод, ратифицированная Россией, также провозглашает недопустимость вторжения в жизнь гражданина со стороны публичных властей без законных к тому оснований.

Кроме того, отечественный УК содержит составы преступлений за незаконное прослушивание граждан, чтение их переписки. Однако все эти сильнодействующие демократические нормы права, похоже, пасуют перед властью циркуляра.

В 1996 г. в России учрежден «комплекс технических средств и мер, предназначенных для проведения оперативно-розыскных мероприятий в сетях телефонной, подвижной и беспроводной связи и радиосвязи» – уже упомянутая СОРМ. «Пакет Яровой» является ее идейным наследником и распространяет полномочия силовиков на интернет, который в 90-е гг. никто не воспринимал всерьез.

В своем заявлении Роман Захаров оспаривал приказ № 70 Государственного комитета связи.

Название вполне скучное: «О технических требованиях к системе технических средств для обеспечения функций оперативно-розыскных мероприятий на сетях электросвязи», принят 20 апреля 1999 г.

Однако в силу его принятия операторы мобильной связи установили оборудование прослушивания всех телефонных переговоров по повелению Федеральной службы безопасности.

Да, для прослушивания по-прежнему необходимо наличие судебного разрешения, но де-факто заинтересованные в прослушивании органы получили технический доступ к разговорам и переписке без него. Российские суды отказались искать в приказе правовые противоречия, сказав, что приказ – просто техническая бумажка, нигде не опубликованная, стало быть, законом не является.

Упомянутые акты, как установил ЕСПЧ, слишком широко и неясно описывают ситуации, в которых правоохранительные органы имеют право прослушивать телефонные разговоры.

Де-факто прослушиваются не только подозреваемые и обвиняемые в преступлениях – и правоохранительные органы не несут за это никакой ответственности. Кроме того, закон четко не регулирует судьбу информации, полученной в ходе прослушивания.

А в случае злоупотреблений виновные вряд ли понесут ответственность: в этой сфере отсутствует действенный контроль извне.

Еще одна любопытная деталь. В суды Роман Захаров обращался против трех операторов мобильной связи, абонентом которых он был, поскольку формально именно они стали ответчиками, нарушив установленную законом обязанность соблюдения тайны связи.

Участие в этом деле правоохранительных органов было недоказуемо, хотя и очевидно, что операторы по собственной воле этого делать бы не стали. Будучи поставленными под удар, операторы могли признать факты прослушки.

Однако они настойчиво доказывали собственную невиновность, продолжая ссылаться на доводы правительства России, в то время как решение ЕСПЧ признало их несостоятельными. Роман Захаров в своем интервью svoboda.ru делится своими предположениями на этот счет: «…надо понимать, что, когда вводилась система СОРМ, операторам выкрутили руки.

Не поставишь у себя оборудование СОРМ, позволяющее прослушивать абонента, уйдешь с рынка. И действительно, пара мелких операторов не согласились на эти условия и исчезли, крупные согласились и стали потворствовать этой системе».

Прослушивание граждан – очевидное нарушение конституционных гарантий прав человека. Но проблема в другом. В развитых странах каждый случай ограничений прав человека детально расписан.

Российские же суды, выдавая разрешения на прослушивание телефонов (когда таковое разрешение вообще требуется), не занимаются проверкой обоснованности подозрений силовиков, нарушая принцип пропорциональности применения этих экстраординарных – с точки зрения Конституции и международного права – мер.

По словам адвоката Захарова Бориса Грузда, принятие «пакета Яровой» нимало не повлияло на попытки Захарова отстоять свои права в России уже после принятия решения ЕСПЧ: «Если раньше в ходе рассмотрения этого дела Российская Федерация еще стеснялась и говорила «нет-нет, мы не прослушиваем всех, разве что по решению суда», то теперь, после принятия этого закона, они вслух говорят о том, что раньше скрывалось: мы прослушиваем всех от мала до велика, более того, делаем это за ваш же счет и обязываем вас это хранить в течение шести месяцев».

Решение ЕСПЧ о нарушении права на частную жизнь Романа Захарова было принято единогласно, с участием судьи от России. К счастью, способные противостоять исходящему от спецслужб простому и понятному месседжу «не мешайте нам вас прослушивать» граждане находятся не только в Европе, но и в России. Жаль только, что их меньшинство, особенно во власти.

В свете решения ЕСПЧ правозащитный центр «Мемориал» предлагает внести в законодательство ряд изменений:

Отказаться от использования оборудования, которое позволяет правоохранительным органам иметь автоматический доступ ко всем телефонным переговорам граждан;

Ввести систему, при которой правоохранительные органы будут обязаны сначала предоставлять операторам связи судебное решение о прослушивании телефона конкретного гражданина и только после этого смогут получить доступ к его телефонным переговорам;

Обязать суды при выдаче разрешения на прослушивание телефона оценивать обоснованность подозрений в отношении конкретного гражданина и пропорциональность ограничений его прав;

Прописать в законодательстве виды преступлений, при расследовании которых возможно прослушивание телефонов;

Уточнить порядок применения законодательства о просушивании к лицам, которые не являются подозреваемыми, но которые могут обладать информацией о преступлениях;

Уточнить понятия национальной, военной, экономической и экологической безопасности, для защиты которых по российскому закону возможно прослушивание телефонов;

Прописать в законодательстве порядок прекращения прослушивания телефонов;

Ввести ответственность за неисполнение или несвоевременное исполнение приведенных норм.

Материал подготовлен совместно с правозащитным центром «Мемориал»

Незаконная практика фиксации личной переписки граждан на мобильных устройствах

Из практики. В ходе оперативно-розыскных мероприятий оперативные сотрудники ФСКН задержали М. В ходе личного досмотра оперативники изъяли у М. сотовый телефон. Согласно протоколу осмотра предметов в памяти телефона обнаружены СМС-сообщения с адресами возможных закладок наркотических средств.

ИЗ ПРАКТИКИ. Сотрудники ФСКН изъяли сотовый телефон у О. в рамках личного досмотра.

К протоколу личного досмотра оперативники приобщили фототаблицу, где на фотографиях были изображены электронные сообщения приложения Telegram c информацией, имеющей значение для уголовного дела, а именно информацией с адресами возможных закладок наркотических средств. В последующем из указанных мест полицейские изъяли наркотические средства.

Из практики. В описательно-мотивировочной части приговора Череповецкого районного суда от 29.04.2015 по делу № 1–36/2015 судья указал: «В соответствии с протоколом осмотра предметов (документов) установлено, что при включении планшета Р. на рабочем столе обнаружена папка Р.

, в которой обнаружен документ п од названием , в котором содержится переписка владельца планшета М. с аккаунтом от о сумме денежных средств в размере и , необходимости доплаты в размере , указан номер КИВИ-кошелька, сведения о поступлении денежных средств в сумме < X руб.

>, сообщение о месте закладки до отворотки , слева первый голый куст, справа от него — в земле зарыт адрес; для подсказки вбита палка сухая сверху (т. 1 л. д. 194–202).

Из показаний свидетеля З. в судебном заседании установлено, что при осмотре планшета Р., изъятого при осмотре места происшествия, принадлежащего М.

, была обнаружена переписка с пользователем, имеющим учетную запись , данная переписка содержала указание на денежные средства в размере и , необходимость доплаты в размере и номера КИВИ-кошелька, сведения о поступлении , сообщение о месте закладки.

Дополнительно в были запрошены сведения о движении денежных средств по указанному номеру лицевого счета, установлен факт поступления в 18.59.

Установить факт перечисления денежных средств в размере возможным не представилось, поскольку суммы могли быть различными, но не более . Однако последующая информация о сообщении места закладки свидетельствовала о том, что денежные средства за наркотики были получены в полном объеме.

Из показаний Т.

, допрошенного в судебном заседании в качестве специалиста, установлено, что изучение переписки в программе , находящейся в планшете, возможно человеком, не обладающим специальными познаниями в области электронных технологий, поскольку само техническое устройство — планшет предназначен для рядового человека, имеющего базовый уровень пользователя персональным компьютером. Кроме того, внесение каких-либо изменений в указанную переписку невозможно, поскольку указанная программа, как и многие другие, имеет только функции сохранения и удаления.

При исследованных доказательствах суд не усматривает каких-либо нарушений уголовно-процессуального закона, влекущих признание протокола осмотра предметов недопустимым доказательством. Осмотр предметов проводился надлежащим должностным лицом — следователем УФСКН России по Вологодской области К.

, в чьем производстве в указанный момент находилось данное уголовное дело, в присутствии понятых Б. и Ч.

, с применением технических средств — компьютера, принтера, компьютерного обеспечения, подробно указана упаковка объектов осмотра, а также изложены иные данные, полученные в ходе осмотра, протокол имеет подписи всех лиц, принимающих участие в проведении данного следственного действия. При этом ст.

177 УПК РФ, регулирующая порядок производства осмотра, в том числе осмотр предметов, не содержит указания на обязательное участие специалиста при проведении данного следственного действия. Привлечение к участию в указанном следственном действии специалиста в соответствии со ст. 168 УПК РФ является правом, а не обязанностью следователя.

При этом суд учитывает, что для пользования данным видом носителя электронной информации (планшетом), предназначенным для неограниченного круга лиц, а также для осмотра одной из папок, находящихся на рабочем столе, не требуется специальных познаний в области компьютерных технологий, суд признает наличие высшего юридического образования следователя достаточным для понимания сути проводимого следственного действия…».

1С онлайн. Бухгалтерия, Управление торговлей, Зарплата и управление персоналом

Не так давно коллегия Верховного суда обсуждала вопрос о признании аудиозаписей, сделанными сторонами судебного разбирательства, в качестве допустимого доказательства.

Это нам кажется, что просто включить диктофон в беседе с человеком, а затем представить его в ходе судебного слушания – вещь вполне допустимая.

Однако, если обратиться к букве закона становится ясно, что все не так просто.

Во-первых, нужно определить, насколько собеседник «человека с диктофоном» осведомлен о том, что его речь записывается.
Во-вторых, на какое именно устройство производится запись, в-третьих, где и при каких обстоятельствах эта запись делается, а также многое другое.

Главное, на что обратили внимание арбитры – это факт или отсутствие факта посягательства на личную жизнь. Это как раз и стало камнем преткновения в обсуждении данного вопроса. Собственно, если бы не это обстоятельство, звукозапись такого формата уже бы давно могла стать средством для защиты своих прав.

В нашей статье мы постараемся детально изучить, что органы судебной власти вкладывают в понятие аудиозаписи, чем отличается «гражданская» аудиозапись от той, что производится правоохранительными органами, что нужно знать, когда включаешь диктофон в беседе с человеком и, конечно, где можно и нельзя заниматься записью.

На что ссылались судьи?

Если обратиться к текстам правовых документов, становится понятна некая «нерешительность» арбитров касаемо этого вопроса. В частности, существует запрет на скрытую фиксацию информации, установленный в статье 24 Конституции, гарантирующей равенство прав и свобод граждан, а также право на частную жизнь.

Также в пункте 8 статьи 9 Федерального закона от 27 июля 2006 года № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и защите информации», указано, что любой гражданин не вправе требовать от другого гражданина раскрывать сведения о его личной жизни, семейных тайнах против его воли.

На основании этих предписаний судьи могут или принять, или наоборот – отвергнуть аудиозапись, представленную в суде в качества доказательства. В нашем случае идет четкое разграничение аудио фиксации на те обстоятельства и то место, где она была произведена. Более того, нам встретилось такое понятие, как «воля» того, чей голос записывают. Если она есть – пожалуйста, фиксируйте.

Если нет, то и вопрос исчерпан. Однако, как мы с Вами понимаем, что сказанное умышленно «на диктофон» может существенно разниться с тем, что может сказать человек в отсутствии записывающего устройства. В виду этого, у нас остается последний пункт, в котором требуется разобраться – место и время, когда эта запись производилась.

Именно на основании данных обстоятельств и будет принято решение судей. Обращаем Ваше внимание, что к этому вопросу нужно подойти максимально щепетильно, т.к. этот фактор может сыграть решающую роль в рассмотрении дела.

Частная жизнь / общественная жизнь

Как мы видим, законодатель ничего не пишет об общественной жизни, и все запреты распространяются исключительно на частную. Что относится к сферам личного пространства, по мнению государства? Приведем небольшой перечень:

Дом и семья, в которой человек состоит и живет;
Его переписка, содержание его телефонных разговоров, не относящихся к трудовой и общественной деятельности;
Аналогично все то же самое, что относится к членам его семьи и родственникам.

Из этого мы можем сделать вывод, что любая другая сфера, не относящаяся к дому и близким родственникам, признается государством как общественная жизнь, на которую не распространяются указанный нами выше закон и статья Конституции.

Следовательно, все то, что человек говорит, скажем так, на работе в рамках рабочего времени, не должно быть чем-то «личным», а значит и закрытым от глаз и ушей общественности.

Но как же быть в тех случаях, когда на работе обсуждаются коммерческие или государственный тайны в рамках компании или закрытого ведомства? Об этом немного позже.

Однако, любой другой диалог, не относящийся к конфиденциальной информации, может быть записан даже без ведома собеседника в целях, не направленных на уничижение его личности, а также на создание ложно негативного образа в глазах общественности. Здесь уже будет посягательство на его личную жизнь. Вот такая интересная «вилка».

Как записывается голос

В рамках описываемого нами вопроса ключевую роль будут играть средства, с помощью которых и проводится аудиозапись. Так, существует Федеральный закон от 12 августа 1995 г.

№144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности», согласно которому правоохранительные органы вправе использовать специальные технические устройства для слежения за подозреваемым, записи его разговоров, а также производить прочие мероприятия, направленные на сбор данных о каком-то конкретном лице или группе лиц.

К этим устройствам относятся всевозможные датчики, жучки, сенсоры и прочие «шпионские штучки», доступ к которым есть только в специализированных ведомствах. Обычный гражданин не имеет права использовать их в своих целях, а в некоторых случаях даже хранить.

Следовательно, мы говорим сейчас исключительно о диктофонах, как отдельно взятых устройствах, или о приложениях в смартфонах, получивших широкое распространение среди рядовых граждан.

Стоит отметить, что техническое усовершенствование этих гаджетов настолько шагнуло вперед, что даже в неблагоприятных для записи обстоятельствах (шум на улице, гул в помещении, удаленность источника звука и т.д.) пользователь может добиться приемлемого качества записи. Это обстоятельство не заставляет судей классифицировать данные устройства в качестве «специализированных», собственно, поэтому данные устройства и являются основным средством для сбора данных.

При каких обстоятельствах можно записывать собеседника?

Как мы писали выше, место, обстоятельства и содержание являются определяющими факторами в принятии решения о признании аудиозаписи в качестве доказательства в суде.

Соответственно, все то, что так или иначе относится к личной жизни остается запрещенным для записи без ведома говорящего.

Разберем ситуацию, при которой запись на диктофон должна быть принята судьями в обязательном порядке.

Предположим, что работник ООО «Диоксио сфера» долгое время находится в напряженных отношениях со своим непосредственным руководителем. Периодические «стычки» с начальником существенно омрачают жизнь работника, и поэтому он решается его проучить, подав иск в суд на основании оскорблений, опускаемых в его адрес.

Он понимает, что без доказательств в суде его иск, с большей долей вероятности, не будет удовлетворен. Для того, чтобы обеспечить себя доказательной базой сотрудник «Диоксио сферы» вооружается приложением в своем смартфоне и незаметно включает запись разговора в момент очередной «перепалки с начальником».

На его «радость» он в очередной раз слышит оскорбительные и уничижительные фразы и обороты речи в свой адрес. После того, как ссора прекращается, он сообщает своему руководителю о том, что намерен подать на него в суд за оскорбления, которые тот опустил в его сторону. Проходит время, и мы уже видим наших героев в зале суда.

Адвокат ответчика сообщает, что наш работник клевещет на своего руководителя, в связи с чем он от лица своего клиента намерен подать встречный иск. Адвокат работника просит у суда представить неопровержимые доказательства правоты своего подопечного. Суд выносит решение ознакомиться с нашей аудиозаписью в ходе судебного слушания.

С учетом того, что в ней присутствуют отчетливо слышимые оскорбления и ругательства начальника, судья имеет право учесть данный материал при вынесении приговора, если идентификация места и времени записи не требуется.

Рассмотрим иную ситуацию. Наш сотрудник опасается за компрометацию коммерческой тайны, сохранность которой находится в поле его ответственности. Ему известно о неких переговорах своего коллеги касаемо этой темы с руководством компании, являющейся конкурентом.

Далее он решается на то, чтобы вывести своего коллегу «на чистую воду», и подстраивает возможность записи его речи в момент очередного диалога с конкурентами. Не так важно, как он собирается это сделать, главное, что этот диалог должен будет состояться в доме его коллеги, т.е. на его частной территории.

Затем этот диалог фиксируется и предстает в суде. В данном случае, неизвестно, какое решение примет судья – будет или не будет учитывать данную запись в ходе судебного разбирательства даже с учетом того, что она содержит компрометирующую коллегу информацию.

На лицо – проникновение в частную жизнь и на данном этапе суд может расценить звукозапись в таких обстоятельствах неправомерной.

Более того, инициатора звукозаписи при грамотно выстроенной линии защиты ответчика можно привлечь к уголовной ответственности по статье 137 УК РФ «Нарушение неприкосновенности частной жизни», по которой предполагается либо штраф в размере 200 тысяч рублей, либо лишение свободы сроком до пяти лет в зависимости от тяжести преступления.

Выводы

На данных примерах мы делаем вывод, что использование аудиозаписи в качестве доказательства в суде должно быть использовано сторонами разбирательства с учетом незыблемого правила, отраженного в Конституции – недопущения посягательств на частную жизнь.

Понятие частной жизни имеет достаточно прозрачные границы, когда идет речь об общественных вопросах на частной территории, как это представлено в одном из наших примеров.

К сожалению, наше законодательство несовершенно, но разве оно может быть другим? Закон и формируется в целях регулирования нашей жизни, но как можно описать «словами» всю ее многогранность? Пожалуй, это уже философский вопрос, ответ на который, к сожалению, нам ничего не дает.

Нам остается только следовать тому, что уже утверждено и анализировать судебную практику для того, чтобы понимать, на что мы можем или не можем рассчитывать в суде.

Желаем вам быть в стороне от судебных разбирательств и до новых встреч!

аудиозапись как доказательство | КОЛЛЕГИЯ АДВОКАТОВ ГОРОДА СИМФЕРОПОЛЬ

Когда суд примет во внимание аудиозапись в качестве доказательства? Конституция гарантирует неприкосновенность личной жизни и в то же время дает право защищаться всеми законными способами. Судам приходится находить грань между двумя нормами, оценивая аудиозаписи одной из сторон спора. Закон предъявляет к ним и другие требования, которые могут зависеть от вида процесса – гражданского, арбитражного, уголовного. Есть и аудиопротоколирование, которое может вести сам суд. Какую роль эти доказательства могут сыграть в отдельно взятых делах?

В декабре 2016 года Верховный суд разрешил ссылаться на аудиозапись телефонного разговора, сделанную без ведома собеседника. Случилось это в деле в деле № 5-КГ16-18, в котором истица Анна Стаханова* требовала возврата 1,5 млн руб. займа и почти столько же процентов с супругов Евгении и Игоря Белых*.

Заем в свое время оформили на мужа, но требовался он для бизнеса жены, поэтому Стаханова указала в заявлении обоих ответчиков. Общность долга она решила подтвердить аудиозаписью телефонного разговора с Евгенией Белых.

Но Тверской областной суд не смог установить, относится ли к делу это доказательство, поскольку «носитель процессуально не оформлен, нет указаний, где, кем и при каких условиях производилась запись», и к тому же сама Белых не давала на это согласия (определение 33-798 от 16 февраля 2016 года).

Нельзя помимо воли распространять сведения о личной или семейной тайне, объяснил облсуд.

Здесь запрет не работает, возразил Верховный суд и объяснил, почему: запись вела одна из участниц разговора, а сам он касался обстоятельств договора между ними. Дело отправилось на новое рассмотрение (см. «Больше ни звука: будет ли доказательством аудиозапись, сделанная без уведомления, решал ВС»). С одной стороны, ст.

24 Конституции запрещает собирать, хранить и использовать информацию о частной жизни лица без его согласия, комментирует адвокат Курбан Магомедов из АБ «Адвокат Про». С другой стороны, ч. 2 ст. 45 дает право защищать свои права и свободы всеми законными способами, цитирует Магомедов.

Поэтому, продолжает он, судебная практика предъявляет к таким доказательствам несколько требований:

аудиозаписи должны быть необходимы для защиты нарушенного права;
вести запись должно то самое лицо, право которого нарушено;
из устройства для записи можно извлечь носитель (карту памяти) на случай, если нужно провести экспертизу.

Говорим «аудиозапись» – подразумеваем «экспертиза»: именно она подтверждает, что содержанию файла можно верить.

В деле Стахановой и Белых может быть поставлен вопрос о достоверности тайной записи, тогда суду придется и с этим разбираться, рассуждает адвокат Вадим Клювгант, член Совета АП Москвы.

Поэтому он пока не считает очевидной судьбу их спора, хотя признает, что позицию ВС «можно понять».

Вопрос экспертизы аудиофайла может быть поставлен не только в гражданском, но и в арбитражном, и в уголовном процессе. Но отношение к нему и вообще к такому виду доказательств во многом зависит от специфики отрасли.

Гражданский процесс: точность подхода

Гражданский процессуальный кодекс прямо называет аудио- и видеозаписи в числе доказательств. Как показывает сервис Caselook, с их помощью чаще всего подтверждают долги по займам и зарплате, а иногда – наличие договора, не заключенного письменно (к примеру, трудового). Подобные доказательства используются и в некоторых делах об административных правонарушениях.

Ст. 77 Гражданского процессуального кодекса обязывает указать, когда, кем и в каких условиях проводились аудиозаписи. Эти сведения приводятся в ходатайстве о приобщении или истребовании записей, говорит директор юргруппы «Яковлев и Партнеры» Анастасия Рагулина.

Из записей должно быть ясно, кто ведет беседу и о чем, чтобы у суда не оставалось сомнений, что речь идет о том самом обязательстве между теми же сторонами. Если связь неочевидна, доказательство отклоняется. Диалоги должны быть как можно более информативны.

Это ясно на примере дела № 2-926/2016 [2-5566/2015], в котором Игорь Четверях* отбивался от требований Петра Быквенко* вернуть долг по расписке. Ответчик настаивал на том, что отдал деньги, но оригинал расписки не получил. Свои слова он подтвердил аудиозаписью беседы с Быквенко.

Тот возражал против использования этого доказательства: во-первых, он не давал согласия на фиксацию разговора, во-вторых, утверждал, что речь шла о другом долге – за пользование нежилым помещением. Договор на его аренду Быквенко предъявил суду.

Судья Первореченского районного суда Владивостока Ольга Бурдейная встала на сторону ответчика и отклонила иск.

Суммы и даты, о которых идет речь, соответствуют договору займа, а в договоре аренды они совсем другие, пояснила она. Четверях имел право записывать беседу, поскольку сам принимал в ней участие.

А Быквенко подтвердил разговор и не ставил под сомнение подлинность аудиозаписи, отметила Бурдейная. Апелляция согласилась с этими выводами.

Арбитражный процесс: что написано пером

В арбитражном процессе «царь» доказательств – документ, поэтому аудиозаписи не получили широкого распространения.

Если письменные доказательства противоречат записанным разговорам – суд склонен отдавать предпочтение бумагам, как показывает пример дела № А34-2244/2015, в котором ООО «Джемир-Курган» требовало от «Профессиональной финансовой индустрии» 1 млн руб. долга за проданный товар.

Поскольку накладные были подписаны неуполномоченным лицом, истец решил подтвердить поставку аудиозаписью. Ее суд счел недопустимым доказательством, поскольку передача товара должна подтверждаться документами. А такие бумаги, как акт сверки, как раз говорили о том, что спорных поставок не было. Поэтому суды отклонили требования истца.

Впрочем, все зависит от категории дела и цели доказывания. В деле № А63-8951/2015 о продаже контрафактных раскрасок «Маша и медведь» 16-й Арбитражный апелляционный суд сформулировал, что «видеозапись (скрытая съемка) является надлежащим доказательством по делу, подтверждающим получение сведений о фактах, на основании которых арбитражный суд делает вывод, обоснованы ли требования истца».

Аудиозапись ведет и сам суд – согласно п. 1 ст. 155 Арбитражного процессуального кодекса, это основной метод протоколирования судебных заседаний. П. 7 этой статьи дает участникам процесса право прослушать файл суда и принести на него свои замечания.

К ним можно приложить свою запись того же самого процесса. Кроме того, если голоса на аудиопротоколе очень плохо различимы, есть серьезные помехи или вовсе тихо – это серьезное основание отменить решение суда. Но ситуации бывают и более интересные.

В деле № А32-19655/2015 судебный протокол «помог» компании «Южный арсенал» добиться пересмотра дела о налоговом правонарушении. Когда слушания в АС Краснодарского края возобновились после перерыва, заявитель представил новые доказательства. Судья Анна Хмелевцева приняла их, но тут же не исследовала.

Затем, по словам заявителя, она сообщила, «что не определилась, объявит еще один перерыв или сообщит о решении по телефону». Но так и не позвонила, хотя в итоге написала решение об отказе – гораздо позже положенного срока.

Юристы «Южного арсенала», ознакомившись с делом, обнаружили, что аудиопротокола в деле нет, и оспорили решение Хмелевцевой в Арбитражном суде Северо-Кавказского округа. «С помощью аудиозаписи могли бы быть зафиксированы сведения, важные для принятия судебного акта», – указала в жалобе компания, и кассация с ней согласилась.

Дело было отправлено на пересмотр. Если на первом круге «Южный арсенал» потерпел поражение, то во второй раз Хмелевцева частично удовлетворила его требования.

Гражданский и уголовный процесс: призрачные протоколы

Если в арбитражном процессе аудиозаписи обязательны, суды могут изучать их и ссылаться, то в судах общей юрисдикции ситуация иная. ГПК предусматривает запись лишь при технической возможности, УПК – использование для полноты протокола «технических средств».

Наиболее острой проблемой в уголовном процессе Клювгант считает отказ судов вести аудиопротоколирование заседаний и их нежелание признавать доказательством такую запись, сделанную защитой.

По его словам, уже давно были подготовлены изменения в УПК о том, что суд обязан вести аудиозапись процесса, «но законопроект, как водится, где-то застрял».

Если точнее – первое чтение он прошел в октябре 2014 года, спустя два года назначили ответственный за доработку комитет, и с тех пор новостей нет.

Между тем суды общей юрисдикции получали аппаратуру в рамках второй и третьей целевых программ «Развитие судебной системы России», которые были утверждены еще в 2006 и 2012 годах.

Тем не менее, отмечало Правительство в 2014 году, аудиосистемами оснащено лишь 40% судов общей юрисдикции, видеосистемами – около 10%. «В казне были выделены деньги на оборудование для аудиозаписи в залах судебных заседаний, только оно почему-то там не используется», – комментирует Клювгант.

Из документации к законопроекту следует, что процесс технического оснащения растянется еще на несколько лет – завершить его планируют в ходе выполнения программы «Развитие судебной системы России на 2013–2020 годы».

Кроме того, в марте 2016 года Госдума приняла в первом чтении два законопроекта о видеосъемке судебных заседаний. Она станет обязательной с 1 января 2018 года для федеральных судов и с 1 января 2019 года – для мировых судей, если даты не поменяются ко второму чтению.

Тогда же надо будет определиться, имеет ли видеозапись такое же доказательственное значение, как и письменный протокол, и может ли ее отсутствие вести к отмене решения суда, пояснял первый зампредседатель Комитета ГД по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству Сергей Фабричный.

Пока видеозаписи – единичная практика: видеопротоколы и трансляции ведет, например, Мосгорсуд. 15 декабря 2016 года трансляцию впервые провел Дорогомиловский районный суд.

Всеобщие изменения назрели, поскольку быват, что протокол заседания не соответствует тому, что на нем происходило, отмечает управляющий партнер адвокатской конторы «Бородин и Партнеры» Сергей Бородин. По его мнению, в законе достаточно закрепить два простых положения:

суд обязан вести аудиозапись;
она является приложением к протоколу судебного разбирательства (это позволит сторонам с ними знакомиться и автоматически снимает ряд вопросов о его надлежащем заполнении).

Пока же защите, недовольной содержанием протокола, остается лишь ходатайствовать о приобщении к делу собственной аудиозаписи заседания. Правда, суд может не увидеть в этом необходимости, поскольку протокол ведется «полно и правильно», рассказывает Бородин.

Если технические средства использует суд, то он обеспечивает полноту протокола судебного заседания, а вот защитник может фиксировать процесс исключительно для удобства своей работы, объясняет логику Бородин.

Он также цитирует определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда от 16 июня 2015 года № 14-АПУ15-3СП. Из него следует, что аудиозапись защиты – это не повод ставить под сомнение содержание протокола. Ведь ее вела только одна из сторон в процессе.

А это с учетом состязательности процесса и заинтересованности «не гарантирует полноту, объективность и достоверность аудиоинформации».

Уголовный процесс: достоверность и допустимость

В силу очевидных причин аудио- и видеозаписи получили распространение именно в уголовном процессе.

По коррупционным составам и делам о вымогательстве аудиозапись является весомым аргументом при установлении вины, приводит пример Дарья Константинова, партнер бюро «Забейда, Касаткин, Саушкин и партнеры».

Такие доказательства все чаще предлагают не только правоохранительные органы, но и граждане, и их защитники, делится адвокат, председатель комиссии защиты прав адвокатов Алексей Иванов. Это могут быть данные с видеорегистраторов, записи уличных камер и тому подобное, перечисляет он.

Чтобы запись можно было использовать в суде, нужно установить ее подлинность, рассказывает Рагулина. Подтвердить ее может эксперт, который устанавливает невозможность монтирования или подделки в целом.

Также важны привязки к месту и времени, продолжает Рагулина.

Запись следует как можно быстрее направить следственной группе и уделить внимание ее оформлению – или протоколом выемки, или приложением к протоколу допроса, советует руководитель «Яковлева и партнеров».

Кроме достоверности, проверяют еще и соблюдение всех требований законодательства при получении аудио- и видеозаписей (в том числе в ходе оперативно-разыскной деятельности), говорит Клювгант.

При этом надо помнить, что защита вправе использовать все способы, не запрещенные законом, а сторона обвинения может делать лишь то, что ей прямо разрешает закон, подчеркивает адвокат. Следователь или суд могут признать запись недопустимой [полученной с нарушением УПК – «Право.

ru»], но это, как правило, связано с невозможностью убедиться в ее подлинности и достоверности, продолжает Константинова. По ее словам, запись потерпевшего или иного лица, так называемая «инициативка», по сложившейся практике признается допустимым доказательством.

«Бывали случаи, когда фигурант сам записывал свои незаконные действия, потом это находили во время обыска и использовали как доказательство», – делится Константинова.

Иванов, наоборот, считает, что приобщить аудио- или видеоматериал к уголовному делу непросто, однако есть разные способы этому противостоять: например, использовать заключение специалиста. Но даже если запись попала в дело – это не гарантия того, что ее примут во внимание при вынесении итогового решения, отмечает Иванов.

Его печалит и то, что адвокат, в отличие от следователя, лишен возможности фиксировать следственные действия. Если защитник сделает запись в тайне от следователя, она не будет иметь перспектив «по самым разнообразным и абсурдным основаниям», сетует Иванов.

А ведь она могла бы решить многие проблемы, например, помочь бороться с незаконным давлением (нередко признательные показания «вымогаются» под угрозой заключения в СИЗО, и так далее).

– имя и фамилия изменены редакцией

Евгения Ефименко. Право. ру.

Можно ли вести прослушивание телефонных переговоров в ходе ОРМ (оперативно-розыскных мероприятий) без судебного решения? Позиции Российских судов и ЕСПЧ из личной практики

Доверитель был осужден одним из судов Ростовской области по ч.3 ст.30 – п.«г» ч.4 ст. 228.1 УК РФ, ч.2 ст. 228 УК РФ на 10 лет и 3 месяца лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии строго режима. Я на предварительном следствии и в суде первой инстанций не участвовал и подключился к работе по данному уголовному делу только со стадии апелляции.

В данном уголовном деле оказалась масса существенных нарушений норм материального и процессуального права, на которые, впрочем, как обычно российские суды всех инстанций не обратили никакого внимания, все доводы защиты были проигнорированы и приговор устоял без изменений во всех инстанциях.

Остановлюсь на одном существенном процессуальном нарушении, явившимся предметом рассмотрения в ЕСПЧ.

В тексте приговора суда в качестве доказательства вины доверителя был указан протокол осмотра и прослушивания фонограмм, согласно которому осмотрены и прослушаны аудиозаписи ОРМ «оперативный эксперимент». В описательной части приговора суд сослался на данную фонограмму как на доказательство вины доверителя, анализируя ее содержимое.

Данный протокол осмотра и прослушивания фонограмм, по мнению защиты, являлись недопустимыми доказательствами, так как фонограмма была получена при проведении ОРМ «Оперативный эксперимент», в ходе которого телефонные переговоры закупщика и доверителя прослушивались с разрешения руководства ФСКН и при этом записывались сотрудниками полиции на диктофон.
Следует отметить, что само постановление о проведении ОРМ «Оперативный эксперимент» и другие материалы оперативно-розыскного мероприятия, проведенного в отношении доверителя, в качестве доказательств по уголовному делу в тексте приговора отсутствовали.
Согласно ст. 8 ФЗ об «Оперативно-розыскной деятельности»:
«Проведение оперативно-розыскных мероприятий, которые ограничивают конституционные права человека и гражданина на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, передаваемых по сетям электрической и почтовой связи, а также право на неприкосновенность жилища, допускается на основании судебного решения.

В случаях, которые не терпят отлагательства и могут привести к совершению тяжкого или особо тяжкого преступления, а также при наличии данных о событиях и действиях (бездействии), создающих угрозу государственной, военной, экономической, информационной или экологической безопасности Российской Федерации, на основании мотивированного постановления одного из руководителей органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, допускается проведение оперативно-розыскных мероприятий, предусмотренных частью второй настоящей статьи, с обязательным уведомлением суда (судьи) в течение 24 часов. В течение 48 часов с момента начала проведения оперативно-розыскного мероприятия орган, его осуществляющий, обязан получить судебное решение о проведении такого оперативно-розыскного мероприятия либо прекратить его проведение.

В случае возникновения угрозы жизни, здоровью, собственности отдельных лиц по их заявлению или с их согласия в письменной форме разрешается прослушивание переговоров, ведущихся с их телефонов, на основании постановления, утвержденного руководителем органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, с обязательным уведомлением соответствующего суда (судьи) в течение 48 часов».
Никаких судебных решений, уведомлений суда и письменных заявлений «отдельных лиц» об угрозе их жизни, здоровью, собственности, обосновывающих законность проведения данного оперативного мероприятия в материалах уголовного дела не было.
Очевидно, что все эти, мягко сказать нарушения, влекут за собой незаконность самого оперативного эксперимента и недопустимость всех доказательств, добытых в ходе незаконно проведенного оперативно-розыскного мероприятия, а также незаконность возбужденного по итогам вышеуказанного оперативного эксперимента уголовного дела и следственных действий, проведенных по данному уголовному делу.
Вроде бы все понятно даже для студентов первых курсов юридических ВУЗов — сотрудники правоохранительных органов незаконно прослушивали телефонные переговоры без соответствующего судебного решения, соответственно, все их действия – незаконны, а полученные доказательства – недопустимы.
Как бы ни так: суд первой инстанции, апелляция и кассация последовательно проигнорировали все доводы защиты, в том числе и в этой части, фактически легализовав явно порочное доказательство.

Показательны доводы суда апелляционной инстанции: «Судебная коллегия не соглашается с доводами стороны защиты о том, что при проведении оперативно-розыскных мероприятий в отношении А.С. незаконно, без судебного разрешения, прослушивались его телефонные переговоры.

В данном случае с разрешения и по письменному заявлению лица, участвовавшего в проведении ОРМ, записывались на диктофон его разговоры с А.С. Указанные действия не могут быть расценены как прослушивание телефонных переговоров, поскольку носили единичный характер, переговоры А.С.

с иными лицами, помимо «ФИО9», сотрудниками УФСКН не фиксировались».

Вот так дамы и господа, по мнению судей апелляционной инстанции Ростовского областного суда, если прослушивание телефонных переговоров носит единичный характер (по факту две записи в разное время) и второй абонент разрешил прослушивание, то это вовсе не телефонные переговоры, а просто разговоры. Данная процессуальная позиция мне напомнила известную пошлую поговорку про один раз не «водолаз», а второй раз не первый раз…

Вот что у них в головах происходит… и как они это выдумывают, причем коллегиально? Что это: безразличие, некомпетентность, патологический обвинительный уклон или какой-то общий вектор принятия незаконных решений?

После безуспешного прохождения по данному уголовному делу соответствующих российских судебных инстанций мною 03.02.2017 года была подана жалоба в ЕСПЧ.